The newsreel about water, pipes, friendship and growing up. Dedicated to Andrei Tarkovsky.
Это любительский и почти детский фильм о моих друзьях, который мне показалось важным сохранить. Я снимал его в течении двух лет на телефон Нокиа n-72.
This is an amateur and almost childish film about my friends, which I felt important to keep. I was shooting this film for two years on a Nokia n-72 phone.
Found footage journey: a minimalist Turkish road-movie about the voice and the unspoken.
Фильм представляет собой несмонтированную сессию dv-камеры, снятую моей мамой в путешествии. Тогда, вдали от дома, она впервые столкнулась с паническими атаками, но все же запечатлела для меня печальные и лишь немного радостные фрагменты чужого мира.
The film is an unedited dv-camera session filmed by my mom on a trip. Then, far from home, she experienced panic attacks for the first time, but still captured for me these sad and only slightly joyful fragments of a foreign world.
A man wakes up, cleans up, dresses himself and sets a kettle on. He looks though the window, observes a hunting cat; prepares and proceeds with the breakfast. The light turns on twice: without and with the cut.
Для кино нужно не так уж много: черная коробка квартиры, зеркало, взгляд в отверстие дверного глазка и взгляд другого – кошки за окном, которая видит что-то недоступное фильму, тьму, запечатленную в монтажной склейке. Режиссер зажигает свет, но тайной является сам момент его смерти и рождения. Тайной, в которой неразличимы межкадровый и внутрикадровый монтаж.
A film does not require much: a black box of an apartment, a mirror, a look through the peephole and the view of the other – a cat outside the window, which sees something inaccessible to the film – the darkness captured by the cut. The director turns on the light, but the moment of death and birth of light is itself a mystery. A mystery in which the interframe and the intraframe editing are indistinguishable.
The first chapter tells about the fate of white cotton flowers, and latently about the director who is looking for a snake and turns his belt into it; the second chapter shows the viewer a red cinematic language and a nuclear explosion of fixed white balance; in the third chapter the flagpole-bell sings the memorial service for the victims of the fog of war and in the fourth it all ends with songs, dances and naked people.
Человеческое сознание способно раскодировать сырые ощущения и тем самым удваивать мир, воспринимая лишь движущиеся изображения и повторы. Режиссер может не рассказывать никакой истории, а лишь исследовать то, что позволяет миру обнаруживать себя. Я ничего изначально не задумывал, только наблюдал и ждал, что предложит мне запечатлеть смартфон и в какой момент зародится фильм. Начальный титр гласит что этот фильм сделан тенями, цветами, ветром, камерой и солнцем. «Это политический фильм», – режиссер вступает в диалог с собой.
The human mind is capable of decoding raw sensations and thereby doubling the world, perceiving only moving images and repetitions. The filmmaker may not tell any story, but only explore what allows the world to reveal itself. I didn’t plan of anything initially, I just watched and waited for what would my phone offer me to capture and at what moment the film would be born. The opening credit says that this film was made by shadows, colors, wind, camera and sun. “This is a political film,” the filmmaker starts a dialogue with himself.
A fairy tale is not a metaphor or an allegory: everything in it is literal. There are strange fairy tales and tales written in kid tongues, untranslatable ones. They don't have morals, but they do have shapeshifting and bewitchment. Your favorite fairy tale is a self-fulfilling prophecy or an inverted one.
Сказки – это посвящение утерянным фильмам, собранным из осколков и истлевшим на чердаках, смонтированным в догриффитовскую эпоху и оборвавшимся внезапно. Я добивался эффекта чистой аффирмации образами, природа и логика которых почти не ухватывается, подобно сну и первым воспоминаниям. Можно сказать, что это сказки из раннего детства кинематографа, такие какими я их запомнил.
“Tales” is a dedication to lost films assembled from fragments, films that were rotting in attics, born in the era before Griffith and were cut off suddenly. I achieved the effect of pure affirmation with images whose nature and logic almost cannot be grasped, like a dream or first memories. It can be said, that these are fairy tales from the early childhood of cinema, such as I remember them.
The salty adaptation of Yukio Mishima's novel "The Sound of Waves". Warning: adults only.
Внутри этой экранизации я пытался запечатлеть процесс уплощения образа: поступательное превращение видимых свойств реальности в ощущение, впечатление, память, кинопроекцию, символ, знак и в итоге произвольный акт смыслообразования.
In this film, I tried to capture the process of flattening the image: the progressive transformation of the visible properties of reality into sensation, impression, memory, film projection, symbol, sign and, as a result, a spontaneous formation of meaning.
My "Petersburg" is, in its essence, the subconscious life of people, captured in a moment and torn off by their consciousness from their spontaneity. The ones, who do not consciously get used to the world of spontaneity, have their consciousness torn apart inside the elemental, which for some reason has stepped out of the shores of consciousness. The true setting of the novel is the soul of some person not introduced in the novel, overworked with mental work; and the characters are mental forms have not reached, so to speak, the threshold of consciousness. (Andrei Bely)
Это не экранизация романа, а скорее экранизация процесса его письма и невротической влюбленности Андрея Белого. Меня интересовал фильм как процесс его становления, перформативность инициированных этим процессом отношений и то, как в ярко выраженную искусственность кинематографа проникает реальность. Подлинными режиссерками действия здесь выступают актрисы, а единственным актером становится режиссер.
This is not a film adaptation of the novel, but rather a film adaptation of Andrei Bely's writing process and his neurotic falling in love. I was interested in the film as a process of its becoming, the performativity of the relations initiated by this process, and how reality penetrates the pronounced artificiality of cinema. The real directors here are the actresses, and the director becomes the only actor.
Brecht's hero navigates non-places of a modern city. He has a smartphone that receives different messages, and a smartphone camera that sometimes shoots something. Thus political escape turns into a dream.
Мы старались, чтобы сценарий этого фильма выглядел как написанный смартфоном, без всякой драматургии и центрального конфликта. Что касается формы, то мы отталкивались от Брехта, особенно в первой половине фильма. Таким образом, это скорее не история курьера, а комментарий на тему жизни в стране, застрявшей во временной петле. Не кинематографическая иллюзия, а наша повседневность. Вторая половина фильма отходит от Брехта в соответствии с духом его диалектики. Хроника становится похожей на сон, а пересказанный сон становится единственной реальностью.
We tried to make the script of this film look as it was written by a smartphone, without any dramatic events or main conflict. As for the form, we were inspired by Brecht, especially in the first half of the film. Thus, this is not the story of a courier, but rather a commentary on modern life in a country stuck in a time loop. Not a cinematic illusion, but the way we live our day. The second half departs from Brecht in accordance with the spirit of his dialectic. The newsreel of the first half begins to look like a dream, while the retold dream of the finale becomes the only reality.
